За полтора военных года Ростов-на-Дону был дважды оккупирован немецкими войсками, а по степени разрушений зданий и сооружений входил в десятку городов Советского Союза, сильнее всего пострадавших от нашествия фашистских варваров.

 

С притоком беженцев из Польши, республик Прибалтики и западных областей Украины и Белоруссии еврейское население в Ростове-на-Дону к концу лета 1941 года возросло почти вдвое в сравнении с переписью 1939 года и достигло 55–60 тысяч человек. По донесениям Einsatzgruppe, перед оккупацией число евреев составляло порядка 50 тысяч человек(10).

 

Первая оккупация Ростова немецкими войсками была непродолжительной – с 21 по 29 ноября 1941 года, после чего город был освобожден - вплоть до конца июля 1942-го. Потом снова оккупирован на полгода - до середины февраля 43-го. В преддверии первой сдачи города значительная часть населения эвакуировалась, но после довольно быстрого освобождения многие (в том числе евреи) вернулись в город.

 

Стремительный ноябрьский прорыв немцев в южном направлении был неожиданным не только для командования Красной Армии, но и для еврейского населения, основная часть которого осталась в городе. Два батальона 230-го конвойного полка НКВД, закрепившись на Зеленом острове, еще в течение нескольких дней, отбивая попытки немцев захватить остров, пытались удерживать отдельные здания и даже кварталы в районе Нахичевани. Однако этих усилий было недостаточно, и 21 ноября 1941 года Ростов-на-Дону был захвачен немцами.

 

В акте, составленном в Ростове-на-Дону 30 ноября 1941 г. гражданами Горбовой, Козловым, Алферовой, Кобзевой и Лысенко за подписью ст. лейтенанта Букова о диких зверствах немецких оккупантов в этот период, указывается: «Как только они (немецкие войска) вошли в Ростов – начали грабить, издеваться над мирными жителями, особенно евреями. Их убивали только за то, что они евреи. Их искали по домам, в погребах, на улицах. Только в доме на 36 линии около детского сада убили 60 жителей-евреев, а всего в нашем районе – несколько сот, в основном женщин, детей, стариков. Перед расстрелом над многими издевались, избивали, выбивали зубы, многих убивали прикладами, размозжив головы. Прямо на улице валялись куски черепов этих людей…» (Фонд 32, опись 11302, Дело 39, лист 134).

 

В акте № 14 от 31 ноября 1941 г. опроса гражданина Ростова-на-Дону Смирнова В.И., подписанном батальонным комиссаром Зайцевым и ст. политруком Поляковым, зафиксировано следующее свидетельство: «28 ноября 1941 года меня с тремя товарищами в районе Нахичевани задержали немцы, привели в свой штаб. Здесь уже было много арестованных. Отдельно стояла большая группа евреев – человек 30. Стояли они у стены, их избивали. Потом эту группу евреев и нас четверых повели к дому водников. Здесь приказали снять верхнюю одежду. По команде немецкого офицера солдаты дали по нам залп из карабинов, потом еще один. Я был ранен, упал и лежал молча. Кто шевелился – немцы добивали из пистолетов. Ночью я выбрался из-под горы трупов» (Фонд 32, опись 11302, дело 30, лист 139).

 

Газета «Молот» в №290 от 8 декабря 1941 года писала: «Кошмарную расправу творили немцы в Пролетарском районе города. Сотни мирных людей были замучены, расстреляны и сожжены фашистскими каннибалами. 36-я линия превратилась 26 ноября в улицу слез и страданий… Школьный двор фашистские мерзавцы превратили в застенок, где расстреливали мирных людей… Немецкие оккупанты убили несколько тысяч человек жителей Ростова-на-Дону. У убитых выломаны зубы, раздроблены головы, куски черепов валяются отдельно…»

 

Акт подписали 87 человек - жители 36-й, 38-й и 40-й линий.

 

В №291 газеты «Молот» от 9 декабря 1941 года была помещена короткая заметка: «По 1-й Советской улице вся стена изрешечена пулями. На стене надпись: «Убитые опознаны. Рождественских трое, Гордеевых четверо». Здесь были расстреляны жена Ноарт Тетеосовна, дочь Муза Константиновна и сын Баян врача Рождественского.

 

На армянском кладбище зверски замучили свыше 100 человек (выколоты глаза, отрезаны уши, изодраны губы, у одной девушки отрезали грудь).

 

Только в последний день первой оккупации в Нахичевани (район г. Ростова-на-Дону) были расстреляны 300 евреев.

 

Профессор Илья Альтман считает, что «публикуемые документы показывают: уже осенью-зимой 1941 г. политическое руководство Красной Армии располагало сведениями о тотальном истреблении советских евреев на оккупированных территориях. Однако правительство СССР не приняло никаких специальных мер, чтобы спасти граждан своей страны – евреев, которым грозила смертельная опасность. Уже в годы войны применялась тактика официального замалчивания еврейской катастрофы, когда ее жертвы стали именоваться «мирными советскими гражданами». Это еще одна особенность советского Холокоста, характерной чертой которого являлось стремление официальных властей скрыть либо приуменьшить правду о трагической судьбе евреев».

 

Однако контроль над выездом из города в эти дни все же был ослаблен, и тысячи ростовчан пытались покинуть Ростов. Но удалось это немногим. В связи с отступлением наших войск три наплавных моста через Дон были активно задействованы для военных перевозок и подвергались массированным бомбардировкам немецкой авиацией. Население преодолевало Дон на лодках, плотах и прочих подручных средствах. Но даже редким «счастливчикам» пришлось вернуться, встретив наступающие немецкие войска.

 

Во второй раз немецкие войска захватили Ростов-на-Дону в ночь с 23 на 24 июля 1942 г. В Приказе Народного комиссара обороны СССР №227 от 28 июля 1942 года, известном в обиходе словами «Ни шагу назад!», указано, что части Красной Армии, оставившие Ростов без приказа, покрыли себя позором.

 

Историки считают, что количественный состав населения города в период между двумя оккупациями изменился несущественно. Несмотря на то, что многие из погибших в Змиевской балке евреев действительно не успели вовремя эвакуироваться, большинство из них осталось в городе и по иным причинам. Это и отсутствие достоверной информации о гибели 6,5 тысяч евреев в Таганроге, о трагедиях в других оккупированных городах, а также и недоверие к официальным источникам информации, сообщавшим о зверствах немцев по отношению к безликому «мирному населению». Многие евреи считали эти сообщения не более чем откровенной пропагандой и, в конечном счете, дезинформацией, храня в памяти воспоминания об оккупации Ростова немцами в 1918 году. Пережившие ту шестимесячную оккупацию старики рассказывали: «Это были тогда совсем другие немцы. С теми можно было поговорить по-человечески, общаться, как с людьми. Эти же были звери в человеческом облике. Вот как их смог «перевоспитать» Гитлер».

 

Это отношение к немцам подтверждается и историей гибели всемирно известного психоаналитика Сабины Шпильрейн. Когда обеспокоенные знакомые предложили выправить ей и ее дочерям документы на армянскую фамилию, Сабина, значительную часть жизни проведшая в Германии, с негодованием отказалась и заметила, что она как никто другой знает, что немцы не способны на те преступления, в которых их обвиняют. Как и многие тысячи других невинных жертв, Сабина Шпильрейн и ее дочери закончили жизнь в окровавленных рвах Змиевской балки.

 

Актом № 1231 от 02 ноября 1943 года было установлено, что расстрелы мирных жителей города и военнопленных начались 2 августа 1942 года и продолжались до декабря 1942 года. По-видимому, в первые же дни второй оккупации был издан приказ о ношении всеми евреями на груди желтой шестиконечной звезды (по личному сообщению М.А. Вдовина). А уже 4 августа по приказу коменданта города генерал-майора Киттеля на центральных улицах было вывешено пресловутое «Воззвание к еврейскому населению города Ростова» с требованием о прохождении регистрации в срок до 8 августа. У большинства ростовских евреев хватило сообразительности проигнорировать приказ. Всего зарегистрировалось не более 2000 человек.

 

Пока немцы ждали регистрации всего еврейского населения, их внимание обратилось на тех, кто уже ранее был зарегистрирован, и на больных, содержащихся в психиатрических лечебницах. 3 августа 1942 года из ростовской психиатрической больницы было вывезено и уничтожено в душегубках 72 больных человека.

 

5-6 августа в 10 часов утра у песчаного карьера Змиевской балки появилась крытая грузовая машина. Из сопровождавшего ее легкового автомобиля вышли немецкие офицеры. Осмотрев место для будущего захоронения жертв, они дали команду высадить находившихся в кузове грузовой машины советских военнопленных. Это были командиры, политработники, рядовые бойцы. Их заставили рыть на дне котлована ямы глубиной до 3-х метров и рвы - как на территории песчаного карьера, так и между зоопарком и ботаническим садом. По окончании работ раздался треск автоматных очередей и первые жертвы пали в карьер. По сведениям, содержащимся в Государственном архиве Ростовской области, к 8 августа там было расстреляно триста военнопленных.

 

9 августа было опубликовано новое «Воззвание к еврейскому населению города» с требованием «всем евреям» явиться 11 августа с ключами от квартир, ценностями и наличными деньгами в один из шести сборных пунктов для «переведения в особый район, где они будут ограждены от враждебных актов». Чтобы еврейское население с большим доверием отнеслось к вышеуказанному приказу, последний был подписан председателем организованного оккупантами 2 августа так называемого «Еврейского совета старейшин» доктором Лурье – бывшим директором Дома санитарного просвещения.

 

С утра 11 августа толпы евреев, обманутых обещанием переезда в «безопасное место», пришли на сборные пункты. Так описывает это утро в докладной записке профессор Ростовского педагогического института Керенский: «11 августа 1942 года с 8 часов утра на сборные пункты, указанные в «Воззвании», группами и в одиночку, семьями с детьми школьного и грудного возраста, с больными и стариками, начали собираться граждане еврейской национальности, неся в руках наиболее ценные вещи и продукты. При входе на сборный пункт вещи, ключи и продукты отбирались немцами. Когда сбор был закончен, гестаповцы начали посадку явившихся в грузовые автомашины, сопровождая этот акт избиениями и грубой бранью».

 

Очевидец О.В. Голова так описывала события этих дней: «…9 августа днем появился новый приказ о явке всего еврейского населения на районные сборные пункты к 8 часам 11 августа. В назначенный день евреи стали приходить целыми семьями и поодиночке. Были здесь и старые. И молодые, и дети, и подростки, всего собралось около 1500 человек. Особенно много было пожилых и совсем престарелых. Многие были с грудными детьми. Люди были взволнованы, повсюду слышались возгласы: «неужели нас убьют?», куда нас?» и т.п. Среди сидящих евреев расхаживали русские предатели – полицейские и успокаивали тех, кто обращался к ним с вопросом: «Граждане, не волнуйтесь, с вами ничего плохого не сделают. Вы поедете за город, в отведенное вам место, и будете там жить и работать». Часов в 12 дня стали подъезжать крытые грузовые машины, куда немцы начали посадку евреев. Оставшихся людей, примерно 200 человек, немцы построили и пешком погнали по направлению Рабочего городка. Позже в городе разнесся слух, что этих ни в чем неповинных людей немецкие изверги расстреляли за городом».

 

Сейчас мы, конечно, удивляемся той готовности, с которой еврейское население Ростова пришло на сборные пункты по приказу немецких властей. И это произошло несмотря на то, что, в отличие от Прибалтики и отдельных украинских районов, фактов нападений и случаев насилия по отношению к евреям со стороны другой части населения в Ростове не было. Возможно, что на такую высокую явку повлияли те самые достаточно теплые воспоминания о немецкой оккупации с мая по ноябрь 1918-го – особенно по сравнению с конармейцами Буденного, устроившими в 1920 году в Ростове многодневный погром, направленный вообще-то против всех «буржуев», но, в силу особенностей местной экономики и демографии, затронувший, прежде всего еврейское и армянское население города.

 

Еще одно свидетельство - К.А. Толстиковой, о виденных ею злодеяниях немцев 11 августа 1942 г.: «Среди собравшихся евреев расхаживали русские предатели в немецкой форме и успокаивали: «Что вы волнуетесь? Вас никто не тронет, расстреливать вас не будут. Вот в Таганроге все евреи живут за городом и работают. Поверьте нам, мы сами из Таганрога».

Уничтожение евреев производилось в котлованах песчано-каменного карьера у северо-восточной окраины поселка Змиевка (в трех рвах – более 15 000 трупов), на окраине рощи питомника Ботанического сада (в 13-ти ямах – более 10 000 трупов), а также на западной окраине рощи питомника, южнее поселка (в 4-х ямах – более 2 000 трупов). Таким образом, массовые казни проводились не только в том месте, где сейчас установлен Мемориал павшим, но и в окрестностях поселка и Ботанического сада, ныне густо застроенных дорогими коттеджами.

 

В первый же день, 11 августа, было уничтожено более 13 тысяч евреев. Общее количество погибших в Змиевской балке  превышает 27 000 человек. Большинство из них – евреи.

 

Из главных актов дознания против Зетцена и других по делу убийства (том ХVI, лист 3430-36, Бавария, Мюнхен, Криминальное ведомство, 09.11.1965): «Как я вспоминаю, в июле 1942 года мы продвинулись к Ростову. Город был сильно разрушен. Наше подразделение разместилось в большом здании. В связи с этим городом, я вспоминаю прекрасное театральное здание. Что касается событий в Ростове, то я вспоминаю, что евреи должны были собраться в различных местах. Там их сажали в грузовики и отвозили к противотанковому рву, находившемуся за городом. Я помню, что в этой акции принимали участие многочисленные члены команды. Переводчики Зетцена Литтих и Оберлендер, по моим воспоминаниям, оба участвовали в этом. Я оставался в помещении. То же самое я могу сказать о штурмшарфюрере Баур, хоуптшарфюрере Хирмере и о обершарфюрере Юнг. Когда все остальные члены команды вечером вернулись, они рассказали нам, что произошло. И позже я не принимал участие в каких-либо казнях в Ростове».

 

Вот что рассказывал свидетель Лео Маар, (этнический немец, работавший переводчиком обершарфюрера зондеркоманды СС 10А), давший показания по делу Хайнца Зетцена о массовых убийствах 11 августа 1942 года в Ростове-на-Дону в ходе судебного слушания, проходившего в 01.09.1966 года в Мюнхене (том XVII, лист 3697-3, стр.3801): «Мы были уже некоторое время в Ростове, когда местные евреи, а также евреи из окрестностей, из разных областей должны были явиться в определенные места сбора. С наступлением утра прибыли для этого Цейнер, оберштурмбанфюрер Зетцен и Хаймбах. Цейнер имел при себе лист, который он зачитал перед построившимися. В нем сообщалось, кто с кем должен быть во время предстоящей экзекуции. По моему сегодняшнему воспоминанию это был Экк, который тогда был переводчиком и был со мной закреплен за обершарфюрером. На этом основании мы тогда вместе поехали на легковом автомобиле на окраину города, где среди зеленых насаждений стоял дом. На втором автомобиле поехали Зетцен, Хаймбах и переводчик Зеетцена Литтих.

 

Всё происходило в одноэтажном доме. В памяти сохранились 3 помещения, в которых уже все, по-видимому, было подготовлено. В каждой комнате стояли один стол и один ящик. Последний был размером 1х0,5х0,5м. Дом имел переднюю и заднюю двери. В каждой комнате были два окна. Перед каждым столом стоял табурет. Остальные комнаты этого дома были пустыми. Делопроизводителем был обершарфюрер СС, который пострадал в Таганроге от возгорания пороха, имел на лице многочисленные черные точки. Я был к нему прикреплен, и он указал мне на место и сказал, что мне надо будет делать по роду моей деятельности. Он сказал: «Сейчас сюда будут входить люди. Скажи им, чтобы они на моем столе оставляли ценные вещи, а затем в углу комнаты они должны раздеться. Они должны пройти в банное помещение, переодеться в новую одежду и затем отправиться в трудовой лагерь». Эти слова я передавал приходящим сюда позже евреям, которых я должен был убедить, переводя эти слова.

 

Прежде чем началась акция, Зетцен, Хаймбах и переводчик Литтих еще раз обошли комнаты и спросили, всё ли в порядке. Оба делопроизводителя отрапортовали и сообщили, что все идет как надо. Зетцен, Хаймбах и Литтих покинули дом, и несколькими минутами позже туда уже зашли первые евреи. Мужчин и женщин было намечено принимать раздельно. Так как я в это время был старше другого переводчика Экка, то есть, лучше сказать, мы друг с другом договорились, то я должен был быть в комнате, в которую приходили женщины.

 

Евреи входили в дом через заднюю дверь, в прихожей делились на мужчин и женщин с детьми. В то время как женщины проходили в нашу комнату, мужчины шли в соседнюю комнату. Я по указанию уже упомянутого обершарфюрера требовал, чтобы женщины свои ценные вещи, такие как кольца, часы, золото и деньги, клали на стол. Женщины большей частью делали это без всякого сопротивления, а сидящий за столом обершарфюрер эти вещи клал в стоящий возле него ящик. Я указывал женщинам, что надо идти в угол комнаты и там раздеваться. При этом надо было втолковать женщинам, что они должны это сделать и не стесняться. Женщины и дети должны были раздеться догола. И если кто-то не подчинялся, обершарфюрер ревел на меня и на евреев так, что те испуганно быстро раздевались, хотя они слов обершарфюрера не понимали. Одна сила звука пугала их.

 

Восемь из десяти женщин были со своими детьми, они входили в комнату, отдавали ценные вещи, раздевались и выходили через противоположную дверь. Снаружи член команды регулировал входом и выходом. Я не знаю, кто это был, так как я его не видел. Время, за которое евреи, в моем случае еврейки, сдавали свои ценные вещи и раздевались, длилось с раннего утра до вечера. За это время передо мной прошло более тысячи людей. Нам не дали времени перекусить ни разу. Я был удивлен, как много собралось украшений. Евреи имели при себе очень ценные вещи. Я вспоминаю в связи с этим одну пожилую женщину, которая сняла свой бюстгальтер и бросила его на пол. При этом было слышно, как зазвучали тяжелые предметы. Обершарфюрер приказал мне принести ему бюстгальтер, что я и сделал. Обершарфюрер разорвал его и нашел там целую кучу золотых рублей. Его озлобило то, что евреи имели так много золота.

 

Во время нашей работы, во время небольшого перерыва, я выглянул в заднюю дверь дома и заметил, что от дома идет высокая стена. В этой стене была дверь и за стеной, как я смог разглядеть, стояли грузовики. Евреи должны были, выйдя из дома через упомянутую дверь, загружаться в грузовики.

 

У нас уже прошли последние евреи, и мы хотели уже закрыть ящик с драгоценностями, как знакомый мне переводчик Оберлендер вошел в нашу комнату еще с одетой девушкой лет 19-20. Девушка страшно плакала и клялась, что она не еврейка, а русская. Хаймбах подошел и велел Оберлендеру опросить ее и затем перевести, что она может идти домой. Я предположил, что эта девушка стояла рядом с тем местом, где собирались евреи, и ее просто взяли вместе с ними.

 

В связи с этой большой акцией по уничтожению евреев я вспоминаю Зетцена и Хаймбаха, как руководителей этой акции. Эти оба руководителя перед началом этой акции были у нас в доме, как уже упомянуто, еще раз зашли с проверкой. А вот во время проведения акции Хаймбаха у нас в доме не было. Я полагаю, что он вместе с Зетценом был на месте проведения экзекуции. От добровольных помощников, кто это были, я не знаю, я узнал, что евреев расстреляли за городом в танковом рву. Среди добровольных помощников был один блондин-украинец, который после этой акции хвалился тем, что он спускался в ров и изо рта расстрелянных вытаскивал золотые зубы.

 

По приказу расстрелом евреев в Ростове руководил наш шеф, оберштурмбанфюрер Зетцен. Имен других участников-руководителей я не могу больше вспомнить. Это происходило из-за того, что я, как этнический немец, не имел тесного контакта с ними, т.к. они были немцами рейха и были в команде с самого начала. То, что акция в Ростове состоялась, мне было известно. Я давал об этом уже показания. Но я не участвовал ни в регистрации этих людей, ни в их дальнейшем расстреле и не могу ничего об этом рассказать.

 

Оберлендер был переводчиком в команде и переводил во время акции в Ростове. Литтих – этот человек тоже был у нас переводчиком. В Краснодаре я с ним жил в одной комнате».

 

Колонны женщин с детьми и стариков по 200-300 человек, подгоняемые немецкими солдатами, направлялись пешком к Змиевской балке. А тех, кто по старости или болезни уже не мог идти, заталкивали в автомашины, которые потом были прозваны «душегубками». C редким цинизмом прозвучали на Нюрнбергском процессе слова бывшего командира айнзацгруппы Отто Олендорфа о том, что «газенвагены (душегубки) предназначались исключительно для уничтожения женщин и детей, и были безусловно гуманным средством, так как позволяли избежать душевных волнений членам расстрельных команд, у многих из которых были жены и дети». Поразительная «забота» о подчиненных.

 

Жители, проживающие на железнодорожном переезде Темерник, рассказывали, что для расстрела жителей города подвозили до железнодорожного переезда в открытых автомашинах, а были случаи, когда на переезде их пересаживали в закрытые черные автомашины и везли к песчано-каменному карьеру. Когда около карьера открывали кузова автомашин, то оттуда выходил дым и люди из автомашин не выходили, их выбрасывали прямо в котлован.

 

«Душегубки» представляли собой большие, темного цвета, закрытые автомашины типа автобусов, без окон и с одной двухстворчатой герметически закрывающейся дверью в задней стенке кузова. Они были оборудованы специально для отравления людей выхлопными газами, подаваемыми в герметичный кузов. По дну машины проходила металлическая труба с отверстиями, соединяющаяся с выхлопной трубой дизельного двигателя. Во время работы мотора выхлопные газы, содержащие высокий процент окиси углерода, по трубе и через отверстия в ней поступают в кузов автомашины и убивают находящихся в нем людей.

 

Филенко В.И., работавшая уполномоченной поселка 2-я Змиевка, утверждала: «Наряду с расстрелами, остервенелые немецкие палачи сотни и тысячи людей умерщвляли в специальных автомашинах – «душегубках». Последние я видела лично сама. Внешний вид их похож на большой крытый автобус, только без окон, вместительностью 40 человек. «Душегубки» после того, как прибывали к месту расстрела, в течение 20 минут стояли с работающими моторами. Затем открывались двери в задней части кузова, откуда выходили клубы темного дыма. После того, как дым выходил, машину задним ходом подавали к обрыву песчаного карьера и из кузова выбрасывались голые трупы мужчин и женщин. Только по моим наблюдениям, немецкими оккупантами за период со 2-го по 10-е августа в районе поселка 2-я Змиевка было расстреляно и умерщвлено «душегубками» более 4 тысяч человек».

 

Жителей поселка 2-я Змиевка немецкие автоматчики под угрозой расстрела 10 августа обязали покинуть на следующие два дня свои дома, мотивируя это выселение проведением «больших практических стрельб» (до начала войны Змиевская Балка служила стрельбищем частям Красной Армии), но около 50 человек все же спрятались, и оставшись стали свидетелями неслыханных зверств.

 

В рапорте подполковнику госбезопасности Гусеву приводятся показания А.И. Толстых, очевидца массовых расстрелов, составленные 23 июля 1943 года: «Озверевшие гитлеровские псы откидали, как овец в стаде, по 20 человек, раздевали наголо, гнали прикладами и палками к яме, и опять трещала автоматная очередь. Крик не умолкал, он еще больше разражался при виде страха сидящей толпы, ожидавшей той участи. Дети сопротивлялись идти к яме, палачи своими кровавыми лапами бросали живыми в яму и там пристреливали, а многих живыми закапывали. Но это было не всё. В третью яму привозили обезглавленные жертвы, сначала сваливали головы, а следующей машиной тела».

 

Киреева У.Т. рассказывала: «Муж рассказал мне, что всех привезенных евреев раздевали донага, подводили к обрыву песчаного карьера и в упор расстреливали из автоматов. В числе расстрелянных были женщины, дети и старики, причем часть детей оккупанты бросали живыми с обрыва вслед за расстрелянными матерями». Но были и такие показания очевидцев зверств, которые свидетельствовали о том, что перед расстрелом жертв заставляли раздеться догола и полицейские – бывшие еще совсем недавно советскими гражданами.

 

По сведениям из ранее упомянутого акта № 1231, расстрел населения и военнопленных производили немецкие солдаты, которые были всегда пьяными. Детей либо отравляли сильнодействующим ядом, смазывая им губы желтой мазью, либо, взяв за волосы и за ноги, ломали им о колено позвоночник и просто бросали в ямы на глазах обезумевших от горя матерей. Жители поселка еще несколько дней слышали стоны заживо погребенных и видели, как шевелится земля.

 

В акте № 1231 также указывается: «В песчано-каменном карьере в трех могилах – более 15 тыс. человек; могила в балке на опушке рощи – расстреляно и зарыто около 10 тыс. человек; могила в балке севернее проселочной дороги – ?; (могила) западнее 250 метров полотна железной дороги – расстреляно и зарыто около 150 человек; в четырех могилах, находящихся на западной стороне опушки рощи – (расстреляно) около двух тысяч человек, а всего в районе 2-го Змиевского поселка расстреляно и зарыто в вышеупомянутых могилах более 27 тысяч человек мирного населения г. Ростова и военнопленных». Акт подписан комиссией в составе шести человек, возглавляемых секретарем Исполкома Железнодорожного Райсовета г. Ростова-на-Дону Ткаченко Я.И.

 

Из Бюллетеня № 9 о зверствах немецко-фашистских оккупантов в Ростове- на-Дону с 23.07.1942г. по 14.02.1943г. следует: «Сразу после занятия города 23 июля 1942 года генерал-майор Киттель издал приказ об обязательной регистрации всего еврейского населения. Примерно через три недели был издан второй приказ: все евреи-мужчины, женщины, дети всех возрастов должны явиться в определенные пункты с самыми ценными вещами, трехдневным запасом продовольствия и ключами от домов. После того, как они явились, все это было отобрано, а все евреи на автомашинах вывезены за город. В районе Ботанического сада все взрослые евреи были расстреляны, а дети – отравлены путем смазывания губ ядовитым веществом». Акт подписали: председатель горисполкома Бурменский С.Р., представители воинской части, рабочие, профессора (Фонд 28-й армии, опись 8523, дело 33, листы 20-21).

 

Свидетель Белодед И.С., очевидец расстрела евреев в Змиевской балке, в заключение своего рассказа показал: «Примерно 14 августа я направился к обрыву и роще, где производились расстрелы, и увидел, что ямы и обрыв заполнены трупами, слегка прикиданными землей, через которую просачивались струи крови».

 

Вместе со всеми в Змиевской балке погибли и члены еврейского Совета старейшин, возглавляемые доктором Г. Лурье.

 

Акции проводились немцами поначалу довольно халатно: многим евреям удалось сбежать по дороге на Змиевку, некоторым даже прямо из ямы. Наивности и доверчивости людей нет границ - многие из таких возвращались в свои дома в надежде на помощь друзей-соседей. Из рассказов очевидцев можно узнать, как многих таких «беглецов» бывшие соседи, которые к этому времени уже «примерили» на себя их квартиры, сдавали немцам назад. В последующие дни полицейские с помощью бывших соседей отлавливали евреев, не явившихся на верную гибель или чудом спасшихся при расстреле и вернувшихся в свои дома.

 

Перед освобождением Ростова-на-Дону карательная айнзатцкоманда СД-Ц6 расстреляла 1154 заключенных городской тюрьмы. Среди них была и Г.Б. Часовникова (Житомирская) – мать троих малолетних детей. Она уцелела при массовом уничтожении евреев в августе, но была выдана одной из соседок в конце 1942 года.

 

После освобождения Ростова-на-Дону о зверствах оккупантов в газете «Молот» (№34 от 5 марта 1943 г.) появилась единственная короткая заметка «Душегубы»: «…Все взрослое население было расстреляно, а дети отравлены путем смазывания губ ядовитыми веществами. … У зоопарка лежали еще теплые трупы доцента Киршмана, доцента Новикова, его жены, 9-тилетнего сына и матери, врача Ингал, токаря артели «Метиз» Павловской».

 

В Змиевской балке в ходе оккупации были захоронены военнопленные, душевнобольные, подпольщики, коммунисты, узники немецких застенков и мирное население, среди которого были представители разных национальностей. Но точное число уничтоженных советских граждан остается неизвестным. По сведениям ГАРО (Ф.3613, оп.1, ед.хр.) только 11 августа было уничтожено около 13 000 человек еврейского населения. По предварительным данным акта № 1 от 17 февраля 1943 года «количество расстрелянных и отравленных, замученных и истребленных евреев по г. Ростову-на-Дону в период с 23 июля 1942 года по 13 февраля 1943 года составляет 15-18 тысяч человек. Вместе с ними погибли и провожавшие их члены семьи и других национальностей». От имени всех граждан г. Ростова-на-Дону акт подписан четырнадцатью представителями общественности во главе с и.о. председателя исполкома Ростовского-на-Дону Горсовета депутатов трудящихся Бурменским.

 

На основании актов чрезвычайной государственной комиссии, рассекреченных фондов отдела Государственных Архивов УНКВД по Ростовской области, показаний очевидцев о зверствах, издевательствах и убийствах советских людей, а также с учетом последующих исследований историков считается, что здесь было уничтожено более 27 тысяч человек, преимущественно евреев.

 

Документально установлено, что виновниками злодеяний и зверств немецко-фашистских захватчиков над советскими гражданами в первую очередь являлись комендант города генерал-майор Киттель, оберштурмбанфюрер Х. Зетцен, начальник отряда зондеркоманды СС 10А оберштурмфюрер доктор Г. Герц, начальник айнзацгруппы «Д» генерал СС В. Биркамп; шеф зондеркоманд «Ц-6 СД» оберштурмфюрер СС В.Блюмберг, бургомистр г. Ростова-на-Дону, агент гестапо фон Тикерпу и еще 15 высших чиновников тайной полиции, Ростовской тюрьмы и следователей городской вспомогательной полиции – изменников родины.

 

По окончании Великой отечественной войны ежегодно 12-13 августа на месте массовых расстрелов собиралась еврейская общественность. Как указывает уполномоченный по делам религиозных культов при Ростовском Облисполкоме  Байков «Панихида на братском кладбище Змеевой балке привлекала верующих евреев до 5000 человек, благодаря чего оживлялась религиозная деятельность духовенства и отдельных групп верующих». 28 июля 1953 г. Байков запретил представителям еврейской общины Ростова собираться в памятный день в Змиевской балке.

 

Использованы фото из архива Ростовской еврейской религиозной общины и с сайта www.temernik.ru

​

По окончании Великой отечественной войны в 1946 г. руками родственников убитых в Змиевской балке евреев был установлен памятник с именами погибшими здесь членами их семей.