Сабина Шпильрейн – один из пионеров психоанализа, долгое время бывшая забытой ученицей Юнга и Фрейда, ныне получила международное признание. Ее жизнь оказалась разделенной на три равные по продолжительности части. Первые 19 лет она прожила в России (Ростов-на-Дону и Варшава), последние – в СССР (преимущественно в Ростове-на-Дону). Промежуточную часть жизни она жила в Швейцарии, а также недолго в Германии и Австрии.

Последнюю четверть века история трагической жизни и творчество одного из пионеров психоанализа, ученицы Юнга и Фрейда, ставшей их соратницей, Сабины Шпильрейн привлекают внимание как специалистов-психоаналитиков (российских и зарубежных), так и журналистов, краеведов, историков: Й. Кремериус, А.М. Эткинд, В.И. Овчаренко, А. Ван Ванинг, Д. Быков, Ю. Быкова, С.Л. Ульяницкий, Р. Нолл, П. Феррис, Л.Ф. Волошинова, М.А. Гонтмахер, Е.В. Мовшович, С.А. Медведев и др. К сожалению, все они допустили те или иные неточности.

Несмотря на кажущееся обилие таких работ, наиболее полным и ценным источником сведений о жизни и творчестве Сабины Шпильрейн остается монография римского профессора Альдо Каротенуто, в которой опубликованы ее дневники (1909-1912 гг.), переписка с К.Г. Юнгом, З. Фрейдом, а также их переписка между собой, характеризующая их отношение к ней. К сожалению, в этой замечательной работе также допущен ряд фактических неточностей. В последнее время появились работы, вносящие ряд существенных уточнений в представления о жизни и творчестве Сабины Шпильрейн. Из них обращает на себя внимание наиболее полное и яркое описание ее жизни на фоне политических и культурных событий в Западной Европе и СССР в историко-документальном романе «Русская пациентка» Б. Ритц.

Наконец, Сабине Рихебехер дала точное и очень полное изображение жизни Сабины Шпильрейн (с огромным ранее неизвестным документальным материалом) с доступным изложением ее оригинальных идей в сочетании с описанием ярких и драматических событий ее жизни, позволившее создать первую научную биографию героини (все же ее автору не хватило знания материалов по истории Донского края, особенно архивных). При этом показаны основные переломные моменты российской и западноевропейской истории и реконструирован социокультурный контекст становления психоанализа. Работа С. Рихебехер позволила внести многочисленные уточнения в мою публикацию (2006 г.).

Сабина Нафтуловна (Николаевна) Шпильрейн родилась в Ростове-на-Дону 25 октября (7 ноября) 1885 г. Отец – Нафта(е?)ль (Нафтулий) Мошкович или Мовшович (Николай Аркадьевич) Шпильрейн  (1860 – 1938) – сын варшавского купца, энтомолог по образованию (с 1895 г.), крупный торговец (купец 2, позже 1 гильдии), поселившийся в Ростове-на-Дону в 1883 г.  Хотя он был, несомненно, состоятельным человеком, но явно не входил в число самых богатых и влиятельных евреев Ростова.

Мать Ева (дочь Екатеринославского раввина Марка Люблинского) (1863 – 1922) – зубной врач (вела регулярный прием больных дома с 1894 (1893?) вплоть до 1914 г., а возможно и позже), владелец дома с момента окончания его строительства в 1897 г. Собственный трехэтажный дом Е.М. Шпильрейн на ул. Пушкинской, 97 (ныне 83) был доходным, т. к. в нем сдавались квартиры в наем. До отъезда в Варшаву семья жила в арендованной квартире на ул. Никольской (ныне Социалистическая) на углу пер. Соборного. После возвращения из Варшавы – в пер. Николаевском (теперь Семашко), 10, до вселения в свой дом.

Детство Сабины прошло в семье, в которой царили строгие порядки, установленные отцом, стремившимся дать детям приличное образование (атмосфера в доме была пропитана науками, литературой и музыкой). В 1890 – 1895 гг. Сабина по настоянию отца находилась в Фребелевском детском саду в Варшаве (на родине отца), в котором овладела основами немецкого и французского языков.

Когда она была подростком, у нее сложились непростые отношения с отцом («любимым с болью»), занимавшимся рукоприкладством, происходили стычки с матерью, проявился ранний устойчивый интерес к сексуальным проблемам и влюбленность в учителя истории и в дядю-врача. Наряду с классическими языками, изучавшимися в гимназии, Сабина и ее братья в определенные дни недели, по расписанию, составленному отцом, говорили только на немецком, французском и английском языках (отец владел ими, помимо еврейского, русского и польского языков). Любые нарушения влекли за собой наказания, порой жестокие. Поэтому уже в юности дети свободно владели этими языками. Очень интересны воспоминания Сабины Шпильрейн о прадедушке, дедушке, а также о своих родителях, которые цитирует Цви Лотан (с. 57-60).

В первом полугодии 1896/1897 учебного года Сабина и старший из ее братьев (Ян) учились в музыкальных классах при Ростовском на Дону отделении Русского музыкального общества (по классу А.С.Филоновой игры на фортепиано). Очевидно, они могли начать учиться в этих классах лишь в 1895/1896 году, когда они были учреждены (до этого – Сабина находилась в Варшаве в Фребелевском детском саду). Остается неясным, почему Сабина и ее брат одновременно прервали учебу в конце 1896 г.

Наверняка Сабина Шпильрейн была знакома с окончившими ту же ростовскую гимназию, что и она, но немного раньше Софьей Борисовной Бричкиной (1883-1967), ставшей секретарем-протоколистом Политбюро ЦК РКП (б), и Ниной Семеновной Маршак (1884 – 1938), вышедшей замуж за А.И. Рыкова, председателя Совнаркома СССР и члена Политбюро ЦК  ВКП(б).

Обе они были активными членами Южно-Русской группы учащихся средних школ (революционная молодежная организация, действовавшая под руководством Донкома РСДРП в 1902-1904 гг.). Недавно обнаружилось, что в списке организационных адресов (по ним рассылались прокламации и революционная литература членам ЮРГУ) ростовского «центрального комитета ЮРГУ» (список доставлен начальнику Донского охранного отделения 27.05.1903 г. под № 449) значится гимназистка 7 класса ростовской женской гимназии Сабина Шпильрейн (ул. Пушкинская, собственный дом). Конкретные сведения об участии С.Шпильрейн в деятельности ЮРГУ не сохранились, но вряд ли оно было заметным.

К окончанию в 1903 г. с золотой медалью Екатерининской гимназии в Ростове-на-Дону (уже тогда она осознала, что хочет изучать медицину) у Сабины обнаружилось психическое расстройство, отчасти спровоцированное смертью от брюшного тифа 10 октября 1901 г. 6-летней сестры Эмилии, которую она любила «больше всего на свете». В апреле 1904 г. мать отвезла Сабину, у которой проявления болезни усиливались, для лечения в Швейцарию. Она пробыла месяц в санатории д-ра Геллера в Интерлакене, но без положительного эффекта.

Далее лечение проходило с 17 августа 1904 по 1 июня 1905 г. в клинике Бургхёльцли (под Женевой) проф. Евгения Блейлера, основоположника современной психиатрии. Лечащим врачом был работавший с 1900 г. К.Г. Юнг (1875-1961), старший врач, а впоследствии заместитель главного врача, ставший в 1913 г. создателем аналитической психологии. Им у нее была установлена психотическая истерия (развивалась с 16 лет), проявлявшаяся в ночных страхах, галлюцинации, истерических припадках, депрессии и др.

Для ее лечения К. Юнг впервые в своей практике применил эксперименты с методом психоанализа, разработанного проф. З. Фрейдом (1856 – 1939). К. Юнг познакомился с работой З. Фрейда «Толкование сновидений» по рекомендации Е. Блейлера вскоре после поступления в клинику. По словам Р. Нолла (с. 87), он заявил, что книгу не понял.

Лечение было успешным, несмотря на стычки с медперсоналом и кокетливые демонстрации возможного суицида. Уже в апреле 1905 г. она была включена в списки студентов медицинской школы (отделения) университета Цюриха. По настоянию матери С. Шпильрейн, которая опасалась последствий влюбленности дочери в Юнга, последний попросил 25 сентября 1905 г. З. Фрейда продолжить лечение Сабины (при этом отметил влюбленность пациентки в него). Однако фрау Шпильрейн это письмо не передала, вероятно, из-за того, что в нем Юнг утверждал: «и отец, и мать являются истериками» (Р. Нолл, с. 134).

Во время лечения Сабина участвовала в ассоциативном и иных экспериментах в клинике, познакомилась с диссертацией К. Юнга (защищенной в 1902 г.). Поэтому во время учебы в Цюрихском университете в 1905-1911 гг. она глубоко  интересовалась проблемами психотерапии, психоанализа и педологии. Уже в 1905 г. Сабина влюбилась в своего лечащего врача, она жаждала его любви и еврейско-арийского сына (вагнеровского героя-гения), которого хотела назвать Зигфридом. Историю ее болезни и лечения К. Юнг обсуждал в переписке с З. Фрейдом (она получила кличку «малышка») и в докладе на Первом Международном конгрессе по психиатрии и неврологии (Амстердам, 1907 г.).

В течение учебы Сабина Шпильрейн продолжала успешно проходить амбулаторно сеансы психоанализа у К. Юнга (1905 – 1909 гг.). В июне 1908 г. Юнг признался Сабине, что больше не хочет подавлять свое чувство к ней. По словам Р. Нолла (с. 137), она была небольшой темноволосой еврейкой, которая «просто искрилась, была чрезвычайно чувствительна и сексуально привлекательна. Она была глубоко влюблена в Юнга и ее не заботило то, что у него есть жена», «их объединяла любовь к музыке Рихарда Вагнера». Они вступили в любовные отношения.

К весне 1909 г. она работала интерном в клинике Е. Блейлера. В это время у нее возник конфликт с Юнгом, поскольку он был женат и не собирался разводиться (к тому же его благополучие целиком зависело от богатства жены). 7 марта 1909 г. Юнг написал З. Фрейду, что С. Шпильрейн устроила «мерзкий скандал лишь потому, что я отказал себе в удовольствии сделать ей ребенка».

По словам П. Ферриса (с.261), произошло физическое столкновение, «когда она держала в окровавленной руке нож. Возможно, это произошло в кабинете Юнга в «Бургхёльцли». Она выбежала к коллегам-женщинам с криком: «Это не моя кровь, а его!». Цви Лотан (с. 67), цитируя письмо С. Шпильрейн к З. Фрейду от 12 июня 1909 г. об этом случае, указывает, что следы крови на ее руках сослуживцы заметили в трамвае, в котором они возвращались домой. Вероятно, этот случай ускорил уход Юнга из клиники в конце марта 1909 г.

В скандал оказались вовлечены их друзья, коллеги и ее  родители, морально поддержавшие ее. Эта трагедия еще долго причиняла ей мучения. В мае 1909 г. в связи со сложившейся обстановкой она вступила в переписку с всемирно известным психологом и психиатром З. Фрейдом, продолжавшуюся вплоть до 1923 г. После произошедшего скандала Юнг открыто заявил своим сторонникам и пациентам, что является приверженцем полигамии. С 1910 г. его пациенткой (затем ассистенткой), а с 1911 г. свыше 40 лет любовницей (помимо непродолжительных связей с другими женщинами) стала Антония (Тони) Вольф (Р. Нолл, с. 137-138).

В том же 1909 г. С. Шпильрейн восстановила отношения с К. Юнгом, который остался научным руководителем ее диссертации «О психологическом содержании одного случая шизофрении», успешно защищенной (в конце 1910 г. сдала выпускные экзамены и в сентябре 1911 г. получила степень доктора медицины) и опубликованной в 1911 г. К. Юнгом в редактируемом им журнале. В апреле-сентябре 1911 г. она побывала в Мюнхене, в котором слушала лекции по мифологии и истории искусств. Летом 1911 г. С. Шпильрейн во время короткого пребывания на родине прочитала в Ростове-на-Дону свою первую лекцию по психоанализу.
С октября 1911 по апрель 1912 г. С. Шпильрейн жила в Вене, где лично познакомилась с З. Фрейдом и была 11 октября 1911 г. принята в Венское психоаналитическое общество. На его заседании 29 ноября 1911 г. она сделала доклад «О трансформации», излагавшей основные идеи ее работы  «Деструкция как причина становления», опубликованной в 1912 г. и ставшей широко известной среди психоаналитиков. В ней она развила идею о том, что в человеке борются Эрос (сексуальное влечение) и Танатос (стремление к разрушению и уничтожению жизни). Этим реформировалась теория либидо З. Фрейда, который лишь позже признал подход С. Шпильрейн, требующий пересмотра ряда положений психоанализа.

Впоследствии  З. Фрейд (1920 г.) сослался на работу С. Шпильрейн (1912), предвосхитившую значительную часть его обновленных рассуждений о мазохизме. Заканчивая работу примерами применимости своих воззрений на мифологию, она указывает, что доказательство должно быть оставлено для более обширного исследования, которое следует отложить на будущее.

В 1974 г. была опубликована переписка З. Фрейда и К. Юнга в 1909–1913 гг., в которой часто упоминается имя С. Шпильрейн. Итальянский психоаналитик Альдо Каротенуто в 1977 г. использовал найденные в тайнике в подвале Женевского института психологии (дворец Вильсона) дневник С. Шпильрейн за 1909–1912 гг. и часть ее переписки с К. Юнгом и З. Фрейдом. Эти материалы позволили ему опубликовать в 1980-1982 гг. книгу «Секретная симметрия. Сабина Шпильрейн между Фрейдом и Юнгом», проливающую свет на многие детали жизни С.Шпильрейн. Позже был найден ее дневник за 1907 и 1908 гг. (опубликован в 1983 г.).

Зимой 1911-1912 г. она читала в России лекции по психоанализу. В Ростовской синагоге 1 июня 1912 г. был зарегистрирован ее брак (свадьбу сыграли в Европе) с врачом-педиатром и специалистом по нервным и внутренним болезням (при регистрации брака ошибочно назван ветеринарным врачом) 32-летним Файвелом Нотовичем (Павлом Наумовичем)  Шефтелем (родился 24 июня 1881 г. в Киеве), который поселился в Ростове-на-Дону, видимо, в 1912 г. у своей матери Анны Наумовны Шефтель-Кофман, зубного врача, практиковавшей в 1907-1925 гг. В 1925 г. они продолжали жить в одном доме (в квартире 18-19, судя по телефонному справочнику на 1927 г.).

От этого брака 17 декабря 1913 г. в Берлине родилась дочь Рената (Ирма Рената). Со второй половины 1912 по лето 1914 г. супруги жили в Берлине, где С. Шпильрейн работала в психоневрологической клинике проф. Бонхофера.

После 1912 г. Юнг и С. Шпильрейн лишь изредка обменивались письмами (до 1919 г. включительно), а после 1913 г. вряд ли встречались. По словам Р. Нолла (с. 134), вскоре Юнг перестал упоминать и цитировать ее.

Несомненно, Сабина Шпильрейн была знакома с семьей Карла Либкнехта, женившегося 1 октября 1912 г. на ростовчанке Софье Рысс (1884-1964). Сестра последней, Сильвия Рысс с 1910 г. была замужем за Яном Шпильрейном, братом Сабины, жившим в это же время в Германии (Карлсруэ и Штутгарт).

После начала Первой мировой войны Шефтель, живший с Сабиной в Цюрихе и явно неудовлетворенный семейной жизнью, вернулся в начале 1915 г. в Ростов-на-Дону, надолго расставшись с супругой. Вероятно, это произошло из-за того, что Сабина все еще испытывала чувство к К. Юнгу (его тень незримо стояла между нею и мужем), хотя близкие отношения с ним она прекратила еще в 1909 г.

В январе 1913 г. прервались личные отношения З. Фрейда (атеиста), симпатизировавшего сионистам (в письме С. Шпильрейн от 28 августа 1913 г. он писал: «Сам я, как Вы знаете, излечился от последней толики моего предрасположения к арийскому делу. Если ребенок окажется мальчиком, пожалуй, я бы хотел, чтобы он превратился в стойкого сиониста… Мы евреи и останемся ими. Другие только эксплуатируют нас и никогда не поймут и не оценят нас») и К. Юнга (язычника), который вскоре стал открытым антисемитом, а впоследствии одно время был близок к нацистам (и даже был редактором нацистского  психотерапевтического журнала), однако сугубо официальное научное сотрудничество все же ненадолго сохранилось в условиях идейной борьбы двух школ. Р. Нолл (с. 206 и 398) приводит свидетельства высказываний Юнга о том, что христианство является еврейской религией, безжалостно навязанной народам Европы, и что он никогда не хотел бы иметь детей от лица с еврейской кровью.

После отъезда мужа С. Шпильрейн жила в Цюрихе, Лозанне (1915-1920 гг.) и Женеве (1920-1923 г.), воспитывая одна дочь и работая врачом-педологом в Институте Руссо и в лаборатории психоневрологии института проф. Клапареда, короткое время в Лозанне (1920 г.). В 1921 г. она 8 месяцев проводила учебный психоанализ с Жаном Пиаже. В сентябре 1920 г. она сделала доклад на 6 конгрессе Международной психоаналитической ассоциации в Гааге. В сентябре 1922 г. С. Шпильрейн участвовала в 7 конгрессе Международной психоаналитической ассоциации (Берлин). Ее деятельность способствовала международному признанию Русского психоаналитического общества, возникшего в том же году.

В 1911- 1923 г. она опубликовала 37 работ, посвященных психоанализу сексуальных проблем (с 1914 г. исключительно в журналах, редактируемыми последователями З.Фрейда), но на жизнь в Швейцарии она зарабатывала с трудом. В письме к Юнгу от 6 января 1918 г. она в юмористическом тоне писала о том, что в реальной жизни терпит голод, холод (до 70 в комнате) и сильно недосыпает из-за нехватки времени. Очевидно, ей мог бы помочь Юнг, процветавший в то время, однако об этом не могла идти речь в свете его антисемитских взглядов.

После установления в Ростове-на-Дону в 1920 г. советской власти дом Шпильрейнов был национализирован (им была оставлена небольшая квартира), перестав приносить доход, поэтому они потеряли возможность помогать дочери материально. Впрочем, они лишились такой возможности раньше. А. Каротенуто (примечание 29) цитирует письмо Я. Шпильрейна из Штутгарта сестре от 1 июля 1918 г. о том, что родители нуждаются деньгах, поскольку отец вложил все средства в дома и земельные участки.

Н.А. Шпильрейн с января 1920 г. по 1 мая 1921 г. работал техником в Донском земельном отделе. 26 марта 1922 г. умерла ее мать (данные областного архива ЗАГС), когда ее муж работал в аппарате Наркомзема в Москве (с 1 мая 1921 г. по 1 сентября 1923 г.). В 1922 г. по заданию Наркомзема он выезжал в командировки для закупки инсектицидов и фунгицидов в Германию, Англию, Францию, Чехословакию и Польшу (судя по обнаруженной автором анкете), поэтому мог там, если не встретиться с дочкой, то свободно переписываться с ней.

В 1917-1919 гг. Сабина задумывалась о возможности возвращения в Россию, однако опасалась, как перенесет маленькая дочь трудности дороги и лишения на родине. К тому же она колебалась, не заняться ли ей музыкальной композицией вместо психоневрологии. Вероятно, неустроенность личной жизни тоже вызывала неудовлетворение.

В 1923 г.  С. Шпильрейн была вынуждена принять решение об отъезде из Швейцарии в связи с новым швейцарским законом о деятельности, по которому оказалось невозможным продлить разрешение на жительство для лиц русской государственной принадлежности. З. Фрейд советовал переехать в Берлин, однако она могла вернуться только в Россию (переезд в другую страну без гарантии получения работы был невозможен), в которой намечалось широкое развитие психоанализа и педологии. Наверняка, на принятие такого решения повлияла переписка с братьями (особенно Исааком), поселившимися в Москве.

С одобрения З. Фрейда (письмо от 9 февраля 1923 г.) она в начале лета 1923 г. вернулась в Москву (поселившись в Доме ученых), в которой работали ее младшие братья Ян и Исаак. Здесь она назвала себя Шпильрейн-Шефтель (впервые в письмах к Юнгу в 1917 г., хотя стала так именоваться после вступления в брак). Видимо, прав А.М. Эткинд, что она возвращалась в СССР не к мужу, не к брату, а чтобы «работать с наслаждением». Ведь с мужем она рассталась почти за 10 лет до этого, и после возвращения на родину это ее не беспокоило в течение года или полутора лет, хотя он сошелся с врачом Ольгой Снетковой, родившей в 1924 г. его внебрачную дочь Нину.

Поражает отсутствие следов дальнейшей ее переписки с Фрейдом (не потерявшим связей с российскими психоаналитиками), которая длилась столь долго и была не только профессиональной. Возможно, права А. ван Ванинг, что С. Шпильрейн была для З. Фрейда «постоянным напоминанием о К. Юнге, о разочаровании в нем и о той двусмысленной и неловкой роли, которую З. Фрейд сыграл в завершении ее романа с К. Юнгом».

В устных выступлениях и личных сообщениях В.И. Овчаренко высказывал предположение, что условием возвращения С.Н. Шпильрейн-Шефтель в Москву было ее согласие стать негласным сотрудником ГПУ для осуществления влияния последнего на психоаналитические организации. Основанием для этого было то, что в архиве МИД России не обнаружены следы оформления советского паспорта, визы или просто разрешения на въезд на территорию СССР. По сообщению зам. Начальника Центрального архива ФСБ РФ Ю.Н. Титова (на запрос автора) от 14 декабря 2004 г., этот архив «какими-либо сведениями в отношении Шпильрейн-Шефтель С.Н. не располагает». Однако, возможно, все это не было нужно, поскольку она имела паспорт российской подданной (с ним она выехала в 1912 г. после регистрации брака с П.Н. Шефтелем), как и ее братья, вернувшиеся раньше.

В государственном архиве (Женева) С. Рихебехер обнаружила письмо профессора Г. Россолимо (руководитель лаборатории экспериментальной психологии и детской психоневрологии Неврологического института Первого московского университета) с официальным приглашением С. Шпильрейн приехать на несколько месяцев в Москву с научными целями (с швейцарской визой для последующего возвращения в Швейцарию). Вероятно, она предполагала вернуться в Швейцарию, поскольку оставила свой архив с дневниками и письмами.

Осенью 1923 г. она вступила в Русское психоаналитическое общество, сблизившись с его председателем Иваном Ермаковым и ученым секретарем Моисеем Вульфом, как ей советовал З. Фрейд. С сентября 1923 г. она стала научным сотрудником Психоаналитического института, где вела семинар по детскому психоанализу, ряд учебных курсов, читала лекции по психологии бессознательного мышления, проводила амбулаторный прием (ее ассистентом стал доктор из Казани Б.Д. Фридман). Впоследствии она работала также врачом-педологом «Городка им. 3 Интернационала» и зав. секцией по детской психологии 1-го Московского университета. Она вошла в числе 5 лиц (в том числе самых авторитетных психоаналитиков России), являвшихся членами президиума, руководившего Русским психоаналитическим обществом, которое было ликвидировано в 1930 г., хотя списки членов его, включая С. Шпильрейн, продолжали публиковаться за рубежом до 1933 или 1937 г.

В июле 1924 г. ее лишили возможности вести прием больных в детском доме-лаборатории. Постоянно обследовавшие детский дом (13 мая 1925 г. прекращено его функционирование как лаборатории) комиссии предвещали вскоре последовавшее отстранение И.Д. Ермакова от руководства работой, выселение Психоаналитического института из здания на ул. Малой Никитской, 6 (фактически ликвидирован к концу 1924 г., а формально 14 августа 1925 г.). В плане работы Психоаналитического института на 15.09.1924-1.06.1925 гг. уже нет упоминаний о С.Н. Шпильрейн в отличие от аналогичного плана на 1923/1924 гг. В ноябре 1924 г. М.В. Вульф сменил И.Д. Ермакова в качестве президента Российского психоаналитического общества, а С. Н. Шпильрейн выбыла из состава его бюро. Она хотела творчески работать, а не заниматься псевдомарксистской болтовней, столь милой коммунистическому руководству.

Именно все это, по-видимому, послужило причиной отъезда С.Н. Шпильрейн из Москвы в Ростов-на-Дону, а не «независящие от нее семейные обстоятельства». Можно было бы думать, что она переехала в Ростов-на-Дону в середине 1924 г., но тогда она была бы включена в обширный список ростовских врачей (думаю, это было для нее совсем не безразлично) по состоянию на 1.01. 1925 г. (в нем был указан П.Н. Шефтель). Вероятнее всего, этот переезд состоялся в самом конце 1924 г. или в первой половине 1925 г. При этом вначале она вместе с дочкой жила некоторое время у отца или брата, поскольку в одном из списков членов Русского психоаналитического общества в качестве места жительства С.Н. Шпильрейн в Ростове-на-Дону указан их адрес (Пушкинская, 97).

Вскоре после возвращения она после почти десятилетней разлуки вновь сошлась с П.Н. Шефтелем (статным мужчиной со смоляной бородой и холеными руками), который до этого жил в гражданском браке с Ольгой Снетковой (по С. Рихебехер-Снитковой). Он испытывал материальные затруднения, поэтому ходатайствовал в феврале 1923 г.у Донской комиссии по улучшению быта ученых взятия его на учет для получения льгот (жилая площадь, коммунальные услуги) для аспирантов, личного академического пайка как работающего (с июля 1922 г.) ординатором  госпиталя эвакоприемника.

Отец Сабины, бывший персональным пенсионером республиканского значения за личные заслуги в ликвидации неграмотности (в феврале-августе 1924 г. зав. Инструкторско-организационным отделом Донского общества «Долой неграмотность» (организатор различных предприятий, позволяющих увеличить средства общества), поэтому в письме к сыну Исааку в день его рождения 26 мая 1937 г. в Карлаг делился своими соображениями о методике преподавания арифметики в школе. Он получал скромную зарплату, поэтому просил безвозвратную ссуду (100 руб.) на лечение.

Владел в годы нэпа  торговой компанией (с 1 сентября 1923 г. по 1 февраля 1924 г. он был коммерческим директором предприятия Всероконком) и мог оказать ей помощь, но поселить надолго у себя он не мог, поскольку принадлежавший ему дом был национализирован, а он жил в комнате для прислуги (к тому же в анкете 1924 г. он указал, что женат). В находившейся здесь же двухкомнатной квартире жили младший брат Сабины Эмиль и его супруга.

Через один или полтора года после возвращения в Ростов-на-Дону С.Н. Шпильрейн-Шефтель родила 18 июня 1926 г. дочь Еву (данные областного архива ЗАГС), названную, очевидно, в честь бабушки. Супруги жили в трехкомнатной (одна комната была без окон) квартире П.Н. Шефтеля на ул. Дмитриевской, 33 (ныне Шаумяна, 13). Квартира находилась в западной части первого этажа. При восстановлении дома, сгоревшего в 1942 году, была сильно расширена въездная арка за счет уменьшения прилегающей к ней бывшей квартиры Шефтеля – в ее стороне, выходящей на улицу, осталось только одно окно из бывших когда-то двух.

В 1927-1928 гг. С.Н. Шпильрейн-Шефтель сделала ряд докладов по педологии в Научно-Педологическом обществе при Северо-Кавказском госуниверситете. Доклад, сделанный в начале 1927 г., был опубликован в декабре 1927 г. (начале 1928 ?) за рубежом. Он опирался на ее ростовскую практику в профилактической школьной амбулатории, а также на материалы одного детского сада (очевидно, сведения, изложенные в докладе, были собраны до рождения Евы).

В первой половине 1928 г. она сделала 3 доклада: «Результаты обследования амнестических представлений детей дошкольного и школьного возрастов г. Ростова и Москвы » (вероятно, в конце февраля – начале марта); доклад в дискуссии на тему «Что такое педология и чего мы ждем от педологов» (3 апреля); «Страшное и смешное в детских рисунках» (8 мая).

В ростовской газете «Молот» с 1.12.1927 г. по 17.03.1928 г. публиковались объявления доктора бывшего ассистента заграничных клиник С.Н. Шпильрейн-Шефтель о приеме больных (психоневрология и детская дефективность) и бывшего ординатора клиник П.Н. Шефтеля о приеме страдающих внутренними и детскими болезнями. Судя по сравнительно малой продолжительности и нерегулярности таких публикаций, супруги экономили деньги, а эффективность этих объявлений была невелика, поскольку многие другие ростовские врачи печатали свои объявления почти ежедневно в течение многих лет.

Считается, что С.Н. Шпильрейн-Шефтель преподавала в местном университете. Речь может идти лишь о Северо-Кавказском государственном университете (1925-1934 гг.), в котором имелись медицинский и педагогический  факультеты (в конце 1930 г. преобразованы в самостоятельные институты); на них она могла читать лекции по психоневрологии и педологии. Однако в архивных фондах университета в списках сотрудников она не числится.

Кажутся более точными данные о том, что она работала в профилактической школьной лаборатории и в детской поликлинике. По воспоминаниям ее падчерицы Нины Павловны Снетковой, она могла снять боль у девочки, держа руки над ее головой, и работала школьным педологом. После поражения в 1927 г. Троцкого, очень интересовавшегося проблемами психоанализа и поддерживавшего психоаналитические исследования, последние оказались под запретом (особенно в начале тридцатых годов, когда психоанализ и фрейдизм стали приравниваться к троцкизму), а многие психоаналитики ушли в педологию (в одном из своих писем 1927 г. З. Фрейд отметил, что для российских психоаналитиков настают плохие времена). Именно тогда, во время расцвета педологии в СССР, состоялись Первое общесоюзное педологическое совещание (Москва, апрель 1927 г.), а в конце декабря 1927 г. 1-й Всесоюзный съезд невропатологов и психиатров и 1-й Педологический съезд, в которых С.Н. Шпильрейн-Шефтель не смогла принять участие.

У супругов были глубокие чувства, несмотря на вспыльчивость и странности П.Н. Шефтеля, которые воспринимались окружающими как душевная болезнь. После смерти мужа Сабина Николаевна бережно сохраняла все бумаги на его столе в том порядке, в каком он их оставил. По воспоминаниям подруг Евы (ее одногодки из соседних домов), супруги жили в достатке, имея приходящую домработницу. Приятельница Сабины Николаевны учила по воскресеньям Еву и ее подруг языкам, музыке, танцам, живописи. Как вспоминала дочь Шефтеля Нина, в квартире было много трудов психоаналитических обществ на немецком и французском языках.

Последняя известная опубликованная статья С.Н. Шпильрейн (так она себя назвала в ней, в отличие от предшествующих работ) «Детские рисунки с открытыми и закрытыми глазами» с подзаголовком «исследования о подпороговых кинестетических представлениях» (1931 г.) представляла доклад в Научно-Педологическом обществе при Северо-Кавказском университете зимой (ноябрь-декабрь) 1928 г. Эта работа, посвященная ее отцу, была переведена им с русского на немецкий язык (видимо, впервые ее статья была изложена по-немецки другим человеком).

После 1923 г. она опубликовала 4 статьи преимущественно за рубежом, только одну на русском языке (1929 г.). Последняя представляла изложение (или полный текст) большого выступления С.Н. Шпильрейн-Шефтель в прениях при обсуждении доклада Г.А. Скальковского «Теория гомофункции и методики гомофункционального перевоспитания личности», сделанного 13 мая 1929 г. на 1-м совещании психиатров и невропатологов Северо-Кавказского края (11-13 мая 1929 г.). Доклады С.Н. Шпильрейн-Шефтель в 1927-1929 гг. (частично опубликованные) позволяют зафиксировать ранее неизвестный последний пик ее творческой активности. Последующие ее произведения, по-видимому, писались «в стол».

По воспоминаниям подруг Евы, они часто рисовали по просьбе Сабины Николаевны, которая подолгу рассматривала их рисунки. Возможно, они могли послужить материалом для продолжения ее последней статьи о детских рисунках, выполненных с открытыми и закрытыми глазами. В 1931 г. она приняла участие в 7 Международной психотехнической конференции в Москве, организованной ее братом Исааком. Она работала педологом в школе, а после разгрома в 1936 г. в СССР педологии (к счастью, не сопровождавшейся массовыми репрессиями) – школьным врачом на полставки (но лишилась возможности публиковать результаты своих исследований в области психоанализа и педологии).

С 1933 г. С. Либкнехт жила в Москве и, наверняка, поддерживала отношения с семьей своей сестры Сильвии (жены Я. Шпильрейна), а может быть и с С.Н. Шпильрейн-Шефтель, изредка бывавшей в Москве. В январе 1935 г. был арестован в Москве брат Сабины Николаевны Исаак, попавший в ссылку (как и его жена в 1937 г.), а затем в лагерь (постановлением ОСО НКВД СССР 20 марта 1935 г. был приговорен по ст. 58–10 УК РСФСР к 5 годам исправительно-трудовых лагерей за публикацию книги «Язык красноармейца» (1928) по заданию ПУР РККА). Срок отбывал в Области Коми и Караганде (26 декабря 1937 г. был расстрелян).

Летом 1937 г. умер П.Н. Шефтель от инфаркта, ходили слухи, что он покончил жизнь самоубийством, опасаясь стать жертвой репрессий. 4 ноября 1937 г. был арестован ее младший брат Эмиль Шпильрайн (обвинен в участии в право-троцкистской террористической вредительско-диверсионной организации), расстрелянный 20 июня 1938 г., а в конце 1937 г. был арестован ее брат Ян (член-корреспондент АН СССР с 1933 г., декан общего факультета Московского энергетического института), расстрелянный 21 января 1938 г.

Если бы она в 1924 г. не уехала из Москвы, возможно, ее ожидала бы та же участь, что и работавшую с ней В.Ф. Шмидт, сгинувшую в 1937 г. Видимо, в связи с такой же возможностью для самой Сабины Николаевны (как человека, знакомого с «врагами народа», долго жившего за рубежом и имевшего там связи) она и мать Нины Павловны договорились через полгода после смерти П.Н. Шефтеля о совместной ответственности за 13-летнюю Нину и 11-летнюю Еву.

Ева была красивой девочкой с темными волнистыми волосами, внешне похожей на отца. Она училась в музыкальной школе им. Ипполитова-Иванова по классу скрипки. По оценке ее преподавателя М.А. Бородовского и профессиональных скрипачей у нее были большие музыкальные способности (рассказы ее подруг). 24-летняя Рената (темноволосая кудрявая девушка, похожая на мать) жила в Москве, где училась в музыкальном училище при Московской консерватории по классу виолончели (судя по ее возрасту, она, по-видимому, одновременно работала).

После смерти отца 17 августа 1938 г. (сведения областного архива ЗАГС) Сабина Николаевна осталась без близких родственников. В последние годы своей жизни С.Н. Шпильрейн-Шефтель работала невропатологом (детским психиатром?), судя по воспоминаниям подруг Евы Шефтель, в платной поликлинике Дома ученых на ул. Энгельса (ныне Б. Садовой), 45. Единственной отрадой в ее жизни, помимо детей, осталось творчество, однако следы его после 1931 г. не сохранились.

Нина Павловна Снеткова, познакомившаяся с женой отца осенью 1937 г., вспоминала, что эта 52-летняя женщина была согбенной «старушкой» в старой черной юбке до земли и в ботинках на застежках «прощай молодость» («так одевалась моя бабушка»). В памяти подруг Евы Сабина Николаевна также запечатлелась как некрасивая седовласая «старушка», худенькая, небольшого роста, носившая темные и длинные одежды, обычно сидевшая в уголке дивана и много писавшая, похожая на Р. Зеленую или Л. Ахеджакову. Она была непрактичной хозяйкой, поэтому подруги Евы не раз видели, как последняя покупала яйца и готовые котлеты, чтобы приготовить себе еду.

В 1941 г. С.Н. Шпильрейн-Шефтель отказалась эвакуироваться, не поверив в сообщения о немецких зверствах (как и другим, обычно лживым сообщениям советских газет и радио), хотя Нина и ее мать предлагали уехать с ними. В 1941 г. Рената приехала летом к матери (как она приезжала в предшествующие годы) и осталась с нею (поскольку училище было эвакуировано из Москвы), став нянечкой в яслях.

В ноябре 1941 г. Ростов-на-Дону на неделю был оккупирован немецкими войсками, которые не успели приступить к реализации директив о массовом уничтожении евреев. Ходили слухи, что она пыталась предложить немецкой комендатуре свои услуги в качестве психоаналитика, однако они скорее всего ошибочны, если уже в 1928 г. она затруднялась в переводе с русского на немецкий. Во всяком случае, она не была включена в 1942 г. в состав еврейского Совета старейшин. Уже тогда в 1941 г. появились немецкие приказы (с угрозой расстрела за их нарушение) о регистрации всех «жидов» и об обязанности каждого еврея носить желтую шестиконечную звезду. Поэтому евреи города могли понять, что их ожидает. Подруга Евы М.С. Хачатурьянц вспоминает, что около одной из сгоревших квартир нашла метрическую выпись армянской девочки и предложила ее Еве, чтобы та могла спастись, выдав себя за армянку. Однако Ева и ее мать отказались.

В конце 1941 – начале 1942 годов в ростовской газете «Молот» были опубликованы свидетельства беженцев из оккупированных Киева и Таганрога о поголовном уничтожении там нацистами евреев. Однако эта информация не повлияла на отказ С.Н. Шпильрейн-Шефтель эвакуироваться.

В июле 1942 г. во время боев за Ростов-на-Дону и ожесточенных бомбардировок города сгорел дом, в котором жила семья С.Н. Шпильрейн-Шефтель (вряд ли мог сохраниться ее архив), перебравшаяся в свободную квартиру, которых было  тогда немало, где-то на ул. Книжной (ныне Серафимовича) близ Газетного переулке. Возможно, она находилась недалеко от сборного пункта евреев Андреевского района на углу Социалистической ул. и Газетного пер. (здание школы). Именно оттуда она с детьми пошла на смерть. 11 или 12 августа 1942 г. Сабина Шпильрейн и обе ее дочери были расстреляны вместе с многими тысячами ростовских евреев (по оценке автора более 30-32 тысяч) в Змиевской балке. Так трагически закончилась жизнь Сабины Шпильрейн, последняя треть которой была отравлена тоталитарным коммунистическим режимом, лишившим ее возможности творчески работать, получая наслаждение.

Трагична была и судьба ее братьев, ставших жертвами незаконных политических репрессий второй половины тридцатых годов в СССР: Ян (1887–1938), электротехник, член-корреспондент АН СССР; Исаак (1891–1937), психолог, профессор, основавший и возглавивший Психотехническое общество СССР; Эмиль (1899–1938), биолог, доцент и декан биологического факультета Ростовского университета (все они реабилитированы).

Возможно ли получение новых данных о ростовском периоде жизни Сабины Шпильрейн-Шефтель? Можно предполагать, что какие-то сведения о ней находятся в воспоминаниях (если они сохранились) немалого числа тех психиатров и невропатологов, которые работали в Ростове-на-Дону во второй половине 20-х и первой половине 30-х годов, став известными профессорами. Следует иметь в виду, что на педагогическом факультете Северо-Кавказского госуниверситета имелся кабинет экспериментальной психологии и педологии (зав. И.И. Ягодинский), а при медицинском факультете университета находились Научно-Педологическое общество (при детской клинике) и Общество психиатров и невропатологов. В их архивах могут оказаться сведения о С.Н. Шпильрейн-Шефтель, которые следует искать. Попытки автора в этом отношении оказались безуспешными.

Какие-то сведения о ее деятельности  могли найти отражение в мемуарах (если они велись) проф. А.И. Ющенко (1869-1936) – зав. кафедрой нервных и душевных болезней, позже психоневрологии Донского и Северо-Кавказского госуниверситетов, зав. психоневрологической клиникой и председателя Общества психиатров и невропатологов того же университета в 1920-1929 гг., и проф. М.Я. Серейского (1886-1957) – зав. кафедрой психиатрии (1930-1935 гг.) Северо-Кавказского, Азово-Черноморского и Ростовского мединститутов. Могли сохраниться воспоминания будущих профессоров А.Л. Альтмана (1896-1980), невропатолога Ростовской детской поликлиники, создавшего в 1965 г. в Перми первый в СССР Музей истории психиатрии, Х.И. Гаркави (1897-1958) и Э.М. Залкинда (1897-1948), которые были ординаторами и ассистентами кафедры нервных и душевных болезней, психоневрологической клиники Донского и Северо-Кавказского госуниверситетов, а также профессоров Н.М. Кроля (1889-1966), В.И. Аккермана (1890-1972) и П.И. Эмдина (1883-1959), которые работали в психиатрических учреждениях Ростова. Но сведения об их воспоминаниях пока не установлены.

Ю. Быкова указывала на то, что в 1995 г. в Ростов-на-Дону приезжали  шведские журналисты и операторы, собиравшие материалы для телефильма о Сабине Шпильрейн. С этим сообщением коррелируется указание Л. Волошиновой, что «в 1995 г. из Бельгии (Швеции ?-Е.М.) приезжала вторая дочь супругов Шпильрейн (ясно, что это не могла быть дочь Шпильрейнов, но кто-то мог выдавать себя за их дочь-Е.М.)… Вместе со своим спутником журналистом и сочувствующими жителями они обследовали чердак (при послевоенном ремонте крыша стала кровлей верхнего этажа, т.е. чердака не было-Е.М.) и подвалы и обнаружила письма…родителей». Такая находка кажется вероятной, но поражает отсутствие за прошедшие 10 лет каких-либо упоминаний о якобы найденных письмах родителей С. Шпильрейн.

По личному сообщению В.И. Овчаренко (отчасти и по его последней публикации) стало известно, что при разборке антресоли в московской квартире Веры Николаевны Соколовой в доме № 6 (кв. 1) в Мал. Николопесковском переулке (ныне ул. Федотовой) было найдено большое количество писем Яна Шпильрейна (за 1904-1907 гг.) к хозяйке квартиры (работала санинспектором Дорпрофсожа Московско-Курской ж.д.). В.Н. Соколова, гимназическая подруга С.Н. Шпильрейн (на 1-2 года младше ее), была старшей дочерью известного ростовского архитектора (длительное время занимавшего должность городского архитектора) Николая Матвеевича Соколова (1859-1906), поселившегося в Ростове-на-Дону в 1886 г.

По словам А. Горшкова, ознакомившегося с архивом В.Н. Соколовой, она и ее младшая сестра Людмила (вместе с мужем Борисом Шталем в 20-е годы ХХ в. уехала в Латвию, затем в США) регулярно помогали с 1924 г. С.Н. Шпильрейн устраивать ее дела (трудоустройство?) в Ростове-на-Дону. В письмах Людмилы к Вере упоминается о пересылке денег для Сабины в посылках Красного Креста или просто в письмах Веры (в Ростове продолжали жить мать Веры Людмила Ивановна Соколова и самая младшая сестра Люся). Пока неясно содержание всего архива, находящегося у А. Горшкова, но анализ его – дело будущего. Возможны и другие подобные находки, которые позволят больше узнать о ростовском периоде жизни С.Н. Шпильрейн-Шефтель.

Автор признателен М.А. Гонтмахеру, В.И. Николаеву, В.И. Овчаренко, С.Рихебехер, Т.М. Сис, Л.М. Сосниной, С.Л. Ульяницкому, М.С. Хачатурьянц и Э.Э. Шпильрайну, а также Обществу Зигмунда Фрейда (Вена) за предоставление ценной информации.